Война и мир лейтенанта Транквиллицкого.
Юрий Николаевич Транквилли́цкий (р. 1925) — советский кинооператор.
В 1938 году занимался самбо в спортклубе «Крылья Советов».
В 1942 году работал слесарем-сборщиком на военном заводе.
С 17 лет — на фронтах Великой Отечественной войны, гвардии младший лейтенант (войну окончил в звании лейтенанта). Участник операции «Багратион».
Выжить на войне помогло самбо. «Шесть раз я должен был погибнуть во время рукопашной»
Из военной школы я попадаю на передовую. Под моим началом — взвод разведчиков, задача которого — получение разведданных о дислокации войск противника: идёт подготовка к нашему наступлению под Витебском. Мы оказались в пекле знаменитой операции «Багратион». Окопы рыли в смрадной болотной жиже под
постоянными артобстрелами и бомбёжками. Враг — в двухстах метрах. Вот тогда я и узнал, что такое танковый десант, разведка боем, рукопашный бой…
Танковый десант! Надо же было придумать
такое! Взводу даётся приказ — ворваться на передовую противника. Для устрашения врага (нас около десяти стрелков) забираемся на броню танка, и он с рёвом врывается в лесную чащу. А немцы из лесного укрытия спокойно расстреливают нас из пулемёта — и с брони сыпятся мои солдатики с прострелянными потрохами. Жизнь их прерывается под колёсами нашего же танка.
Насмотреться довелось всякого! Мне дважды пришлось водить взвод в разведку боем. Впервые — в ночь на 22 июня 1944 года. Многие месяцы спустя я узнал, что именно 22 июня началась операция «Багратион». Но чего она стоила на примере хотя бы
нашего «пятачка»! Ведь что такое — разведка боем? Нужно определить, где противник установил пушки и миномёты. И взвод поднимается в атаку, вылезая на бруствер по скользким ступеням окопов. С криком «Ура!» ошалело бросаемся вперёд. Во что бы то ни стало добежать до вражеских окопов, атаковать немцев! Стреляем, бросаем гранаты. Фашисты встречают нас пулемётными очередями. И всё же мы — увы, уже не все! — во вражеских окопах.
Да, мы — смертники. Всё просто: жертвой малого подразделения засекаются огневые точки противника. И тут начинается самое страшное: по выявленным вражеским позициям начинает
бить наша артиллерия, и мы попадаем под обстрел своих орудий. От взвода тогда остались единицы, но мы выполнили задание.
А рукопашная? Я шесть раз сталкивался с фашистами лицом к лицу в смертельных поединках, и каждый раз удавалось выйти победителем в этих схватках.
Меня спасло… самбо. На фронте оно стало
моей религией.
Подростком я записался в секцию самбо. Мне повезло:
наставниками были наши лучшие мастера-самбисты — Анатолий Аркадьевич Харлампиев (основатель этого чисто русского вида борьбы — самообороны без оружия) и Евгений Чумаков. Они, я считаю, спасли мне на войне жизнь.
Судите сами.
Мы ведём бой за какую-то деревеньку. С крыши избушки на меня прыгает тяжеленный фашист, сбивает с ног и, навалившись всем телом, начинает душить. Теряя сознание, я успеваю оторвать от своего горла его руку и «на автомате» (вот они — уроки самбо!) провожу приём на разрыв связок локтевого сустава. Противник взвыл от боли. И вот уже я — на нём. Ломаю ему вторую руку, удар сапогом в висок, ещё удар. На войне — как на войне…
После тяжёлого ранения маме в Москву пришла похоронка. И только через пару недель уже из подмосковного госпиталя я написал ей письмо — левой рукой каракулями (правую ещё не залечил). То письмецо сохранилось в семейном архиве.
Так что свою смерть на фронте я, к счастью, не встретил. А чужих насмотрелся сполна. Образ войны остался для меня «в кадре», который память сохранила на всю жизнь. В одном из боёв встретили нас миномётным огнём. Рядом со мной бежал солдат. Вдруг
слышу какой-то треск и боковым зрением вижу, как вздёрнулась его нога.
Миной ему разнесло голову, как грецкий орех, и я стираю со своей щеки серую массу.
И это не кино, а эпизод фронтовой жизни.
Я не люблю некоторые наши фильмы о войне. Профессиональным взглядом кинооператора вижу постановочность кадра. Выдают глаза актёра: в них нет той отчаянной обречённости, с какой мои солдаты бросались в смертельную атаку, лишь слегка подогретые наркомовскими 100 граммами.
И никто не кричал «За Родину! За Сталина!» Я, во всяком случае, слышал совсем другие слова.
Я говорю о своём восприятии войны и её воспроизведении на экране. Вот уйдёт наше поколение — и уже некому будет упрекать кинематографистов в недостоверности.
Что касается патриотизма, то у нас на фронте ходило небольшое стихотворение безымянного автора, которое, на
мой взгляд, по любви к жизни и стране, по неэкранному мужеству стоит
выше многих масштабных киноэпопей. В своих воспоминаниях я дал его в том варианте, который запомнил. Вот оно:
Мой товарищ в смертельной агонии.
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони. Ты не маленький.
Ты не ранен — ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам ещё наступать предстоит.
Спустя годы Евтушенко назвал эти восемь строк одним из лучших стихотворений о войне. Но тоже без имени автора.
Юрий Николаевич проживает в Северном Тушине вместе с
женой Ириной. Дети давно выросли, но активная жизнь нашего героя не
закончилась. Помимо творчества и преподавательства, он до сих пор ходит в походы, до недавнего времени еще плавал на байдарках и погружался на дно морское. А еще Транквиллицкий пропагандирует самбо, которое в свое время спасло ему жизнь...
источник: http://www.50plus.ru/about/smi-o-nas/3795.xml